Музыка — плач о потерянном рае: интервью с горловским композитором
Может ли музыка быть опасной? Почему не стоит ограничиваться современной попсой? Как создаётся музыкальное произведение? С какими трудностями приходится сталкиваться композитору в современном мире денежных отношений и подмены ценностей? Секреты своего творчества раскрывает горловский композитор, настоятель храма Спаса Нерукотворного Образа архимандрит Тихон (Кондрашов).
Отец Тихон творит в самых разных жанрах и стилях. Горячо полюбились православным горожанам его церковные произведения «Богородице Дево, радуйся!», «Единородный Сыне», которые звучат за богослужениями в Богоявленском кафедральном соборе. Музыка священника исполнялась в разных городах и даже столицах, но сам композитор признаётся, что написана она, прежде всего, для жителей Донбасса.
Как рождается музыка
Собственные произведения я начал писать в 25 лет. Талант требует проявления, ищет материализации. Рождались мелодии, хотелось их облечь в материальную форму. Идеи приходят просто по наитию. Это, наверное, какая-то тайна, таинство. Приходит вдохновение, и я понимаю, где это можно использовать.
Самое первое — выбор жанра: будет это духовное или академическое произведение. Потом возникают какие-то образы. В моей музыке, если она не имеет прямую программность, всегда есть программность скрытая. Для меня всегда легче, когда есть какие-то образы — литературные, пейзажные, исторические, какой-то первоисточник.
На создание одного произведения может уйти от одного дня до полугода. Бывает, что я возвращаюсь к уже написанному произведению и редактирую его. Идёт вторая, третья, десятая редакция. Этого не нужно стесняться.
Даже великие композиторы возвращались к своим произведениям и редактировали их. Например, у Петра Ильича Чайковского симфоническая увертюра «Ромео и Джульетта» имеет несколько редакций. Духовные произведения Чеснокова, Архангельского тоже редактировались авторами. Бывает, возвращаешься к тому, что было создано не месяц и не год назад, а в далёком прошлом.
Когда рождаются интонации, мотивы, но я ещё не готов с ними работать, терять идею не хочется: их я обязательно сохраняю как черновой вариант, чтобы потом использовать. Это тоже очень хорошая практика. Придёт момент, когда всё это пригодится. Не сразу и не всё, что приходит, становится оформленным произведением. В процессе работы композитора очень много чернового материала.
Если композитор сейчас не пишет, это не значит, что он молчит
Когда создание произведения идёт с какими-то трудностями, я его откладываю, если, конечно, речь не идёт об экзаменационной работе. Труднее всего достаются заказные, экзаменационные произведения, потому что здесь нужно писать на какую-то заданную тему, в определённых жанре и форме, независимо от воли композитора, — ведь устанавливаются жёсткие рамки для создания музыки.
Хотя «музыка по принуждению» в истории создавалась часто. Ещё в советское время было понятие «госзаказ», композиторы получали зарплату и выполняли конкретные заказы: писали симфонии, концерты, музыку к кинофильмам или спектаклям. У них были ограниченные сроки, режиссёрские требования. И сегодня композиторы, которые пишут музыку к кинофильмам, должны за короткое время весь отснятый фильм сопроводить музыкой, и они не могут ждать, когда придёт особое вдохновение.
По правде говоря, у «свободных композиторов» тоже есть момент принуждения: нужно не только ждать вдохновения, но и заставлять себя садиться и писать после того, как оно приходит. Это так называемые «муки творчества», которые особо приятны.
Как говорит мой творческий руководитель, если композитор в данный момент ничего не пишет, это не значит, что он молчит. В нём всё равно что-то рождается. Бывает, что есть идеи, но понимаешь, что приступить к созданию произведения ещё не время. И ты ждёшь особого вдохновения, в котором это произведение получится лучше всего.
Не всё в деятельности композитора зависит от мастерства. В музыке присутствует и фактор человеческого, и фактор Божественного — как субъективное и объективное начало. Бывает, поражаешься, насколько оригинальным оказывается произведение. Написание музыки — это как откровение Божие. Имея больший опыт, сравнительно большие знания, смотришь на свои былые произведения и невольно задумываешься: а написал бы ты это сейчас?
Независимо от того, какое из моих произведений получило больше одобрения, а какое меньше, я изначально отношусь к ним как к своим детищам. У меня нет нелюбимых произведений, и я не могу сказать, что какое-то из них лучше, чем другое. Пусть оно в чём-то не сильно удавшееся, или, наоборот, удалось, оно — как послушный или непослушный ребёнок, и ты любишь его, как своего родного. Это музыка, которая рождается сердцем, умом и душой.
Творчество без подражания
Среди духовных произведений у меня есть как те, которые предназначены для исполнения за богослужением, так и те, что исполняются не в храме, а на сцене. Это академические концерты на библейские, духовные сюжеты. В чём между ними разница? Что касается церковной музыки, по-моему, она не должна быть экспрессивной, пробуждать чувства душевные. Она должна быть не душевной, а духовной.
В её создании я стараюсь ориентироваться на мастеров, которые оставили для нас своё наследие, и их произведения исполняются в наших храмах. Как в иконописи, здесь ты подражаешь первоисточникам. В концертных вариантах я использую, насколько возможно, все инструменты, чтобы создать музыкальный образ, который нашёл бы отклик у слушателя.
Я бы не сказал, что лишь в первом случае для композитора есть ограничения. Ведь даже в академической (светской) музыке есть очень много канонов. Вроде бы и свобода творчества, но все законы гармонии, полифонии, музыкальной формы, оркестровки должны строго соблюдаться. Даже современная музыка, которая далека от классической гармонии, тоже имеет свои правила, и их нужно соблюдать.
Когда я слушаю музыку других композиторов, я работаю над этими произведениями, приобретая опыт. Каждый композитор по-своему оригинален. Ведь когда сам сочиняю, понимаю, это какое-то таинство, дар Божий, посланный тебе. Оно рождается внутри твоего космоса. Наверное, это и есть индивидуальность, данная тебе.
Если говорить о том, что вдохновляет, — мне особенно нравится симфоническая музыка, потому что люблю этот жанр: симфонии Бетховена, Дворжака, Чайковского, симфонические поэмы Листа, увертюры Мендельсона. Когда нужно было написать симфоническую музыку в качестве экзаменационной работы, я выбрал жанр симфонической поэмы.
Сегодня композитор должен платить, чтобы его произведения звучали
У меня нет страха, что не все поймут мои произведения, неправильно исполнят. Пока жив автор, у исполнителя есть возможность общения с ним. Я всегда открыт для общения с регентами, они мне задают вопросы — как бы я хотел, чтобы произведение прозвучало. Да, у каждого регента свой почерк, и я допускаю, что мои произведения могут исполняться по-разному.
Разные варианты имеют право быть. К примеру, существует множество исполнительских интерпретаций той же четырнадцатой («Лунной») сонаты Бетховена. Ноты одни, но каждый музыкант исполняет произведение по-своему. Не нужно этого бояться. Но когда исполнительскому коллективу, его руководителю — дирижёру, регенту, — предоставляется возможность общения с автором, это всегда продуктивно.
То ли к сожалению, то ли к счастью, композитор чаще и больше сеет, чем пожинает. Исполнитель получает зарплату за свой труд, но композитор зачастую должен сам платить, чтобы его произведения звучали, записывались. Конечно, есть солисты, коллективы, которые с радостью берут мои произведения для исполнения на конкурсах или же в храмах на богослужениях. Я им очень благодарен. В частности, гитаристу Илье Самойлову за профессиональное исполнение моей пьесы «Эйлен Донан».
Хочется поделиться с теми, кто живёт со мной на одной земле
Сегодня у нас такие обстоятельства, которые могут мешать реализовываться творческим планам. Мне очень хочется провести свой творческий концерт, на котором бы исполнялась музыка разных жанров и направлений, для разных инструментов, в одном, а если получится, и в двух отделениях. В Донецке, но больше всего я бы хотел провести такой концерт в Горловке — городе, где я родился и служу. Хочется в первую очередь поделиться моей музыкой с теми, кто живёт рядом со мной.
Почему-то я всегда хотел построить храм именно на своей малой родине, в своём районе. И это удалось осуществить. В творческом отношении то же самое: хочется, чтобы моя музыка звучала, прежде всего, здесь, хотя она исполнялась и в других областях, и в столицах. Я думаю, что то, чем я дышу, должно быть близко и тем людям, которые живут со мной на одной земле.
Плач о потерянном рае
Какой должна быть музыка? Она должна созидать, как и всё, чем занимается человек. Как образ и подобие Божие, человек должен быть творцом. Он призван созидать — и свою жизнь, и жизнь окружающего мира.
Музыка, которая разрушает, не имеет права быть. К сожалению, есть музыка, которая разрушает гармонию, расстраивает душевное состояние человека, оскорбляет его, подменяет ценности — понятия красоты, истины, правильности. Такая музыка может быть опасна.
Есть произведения, которые не все люди понимают. Композиции, навеянные событиями бурного ХХ века, неопытного человека могут повергнуть в ужас. Нужно особое образование, понимание эпохи, стиля и того, что хотел донести композитор в своём, может быть, крике. Это крик о помощи, крик ужаса, но и правды. Не всегда композитор, который пишет такую музыку, разрушает, хотя она и может вызывать ощущение чего-то разрушающего, ужасного.
Самая «милая» музыка, которая воспринимается без оскорбления обывателем, не грамотным в музыкальном отношении, — дворовые три аккорда: «субдоминанта, доминанта, тоника». Лёгкие попевки всегда популярны: «чтоб душа развернулась». Но поднимает ли, раскрывает ли, обогащает ли душу такая музыка?
На мой взгляд, феномен музыки в том, что она есть плач человека о потерянном рае. Причём плач не всегда бывает горьким. Он может быть и радостным, возвышенным. В любом случае, композитор должен любить то, что он пишет. Тогда это будет любимо и всеми остальными.
