Протоиерей Николай Копытько

Радости посреди скорби: жизнь горловского прихода «Всех скорбящих Радость»

В 2014-2015 годах посёлок Бессарабка обстреливался постоянно — каждый день и каждую ночь. Лишь в 2016 году сюда начали возвращаться люди.
Сейчас стало немного спокойней. Ночами здесь всё ещё слышны стрелковые бои, но активных артобстрелов нет. В дома местных жителей попадают теперь уже только случайные снаряды. Многие привыкли к обстрелам. Под огнём находится соседний посёлок — шахты 6/7. Это очень близко. Там осталось всего около 30 жителей.
О жизни под обстрелом рассказывает настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость».

 

Без права на страх

По нашему храму попадали трижды: в 2014, 2015 и 2016 годах. Тогда на улицах горели дома, значительная часть посёлка была брошена жителями. До сих пор много домов стоит без жильцов. Люди бросали всё, что у них было.

В храме снарядами полностью выбило остекление, побило фасад и тыльную сторону здания, двери. Ограда была частично разрушена, повреждены линии электропередач.

В 2015 году на территорию церкви прилетели три мины. Дом напротив сгорел.

Мы штукатурили, заделывали дыры, латали наш храм. Три раза стеклили окна. Как только заканчивался обстрел — шли застеклять. Заколачивать и сидеть в темноте не хотели. Стёкол не хватало, вынимали вторые рамы из уцелевших окон и использовали их.

Конечно, был страх — Богом заложенное чувство. К обстрелам невозможно привыкнуть. Скрыть или погасить в себе настоящее отношение к войне нельзя.

В самые тяжёлые месяцы храм приходило немного прихожан — человек пять-шесть. Когда начинался обстрел, все становились на колени, молились. Помню трогательный момент. Женщина с двумя детьми, шести и восьми лет, пришла в храм. Начался обстрел. Я во время службы взглянул на них: стояли дети на коленях, молились и не проявляли никакого страха. И я подумал: как мне бояться, если стоят дети на коленях и молятся? Значит, и мне нельзя давать волю своему страху. Я служил, глядя на них. Они были для меня примером.

 

В храме — безопасней, чем везде

Под обстрелами служили очень часто. Никто не падал на землю, не пытался бежать куда-то. Паники никакой не было. Конечно, страх никуда не денешь, но тихонько становились под стенами и продолжали молиться. Ждали, когда закончится служба. После службы начинали прислушиваться, строили догадки: будет ещё обстрел или не будет? Если всё затихало, бежали по домам.

Храм у нас на первом этаже. Второй этаж дорого отапливать — мы топим углём и дровами, — он пока пустует. У нас в здании есть убежище, но чтобы попасть в него, нужно выйти на улицу и с тыльной части зайти в подвал. Во время обстрела это опасно. Подвалом мы пользовались всего один раз — в 2014 году на праздник Казанской иконы Божией Матери.

Это был самый первый обстрел храма. Он случился рано утром, во время молебна. Вылетели все окна в церкви. Люди в испуге в первый раз побежали в подвал. Там мы провели всего минут сорок, пока артобстрел не переместился в другую сторону. Потом все зашли в храм, слёзно молились перед образом Богородицы, ставили свечи, и лишь потом шли по домам. Люди чувствовали, что в храме им безопасней, чем где бы то ни было.

 

Как строительные блоки спасли храм

Второй обстрел случился ночью, третий, в 2016 году, тоже рано утром. Вылетели окна, сорвало иконы — на втором этаже у нас в окнах большие иконы.

Мы до войны начали строить типовый храм по улице Черняховского, чуть поодаль от действующего. Уже сделали фундамент, перекрытия, анкеровку. Собираемся приобретать кирпич и класть стены храма. Был прилёт и туда, в 2015 году.

Три мины попало на место строительства. Одна из них разорвалась перед бетонными блоками, которые лежали на стройке, и блоки погасили взрывную волну. Все осколки остались в блоках, на фундамент храма не полетел ни один. Если бы не блоки, все наши труды, которые мы приложили до войны, пошли бы насмарку.

 

Им бежать некуда

Община окормляет интернат № 5, общеобразовательные школы посёлка, дом престарелых и Никитовскую исправительную колонию № 87. Колония находится рядом. Я там бываю регулярно. Хоть обстрел, хоть не обстрел, совершается литургия. Служу и молебны, передаю помощь. Прихожане готовят для заключённых сладости — пирожные, пряники.

Даже в пик обстрелов мы старались их поддержать. Мы можем укрыться в убежище, а им бежать некуда, они на закрытой территории. В любой момент их могла настигнуть смерть. Убежищ для них нет.

Уповать в таких условиях остаётся только на Бога. Даже осуждённые, которые совершили тяжкие преступления, обращались к Богу с горячей молитвой. Я старался объединить их в молитве.

В тюремный храм на богослужения стало ходить в два раза больше людей. Сейчас на литургиях молится больше пятидесяти человек, до войны приходило человек двадцать-тридцать. Многие начали исповедоваться.

Колонию обстреливали жёстко. Были попадания и по управлению, и по территории. Посёлок Бессарабка небольшой, здесь всё рядом. Господь миловал пережить обстрел в колонии, хотя во время молитвы во Всехскорбященском храме это случалось неоднократно.

 

«Батюшка, посидите со мной на лавочке»

В доме престарелых сейчас осталось мало жителей, персонал тоже сократился — многие уехали. В молитвенной комнате по праздникам собираются до тридцати подопечных. Совершаются молебны. Община старается приготовить для стариков подарки. Есть в доме престарелых и православная библиотека.

Во время боёв учреждение не закрывалось. Некоторые старались на время увезти своих престарелых родственников, но были и те, кому некуда уезжать. Кто имел силы передвигаться, приходили ко мне в храм, — церковь находится рядом. Просили меня: «Батюшка, посидите со мной на лавочке, поговорите». Я старался найти для них слова утешения, угостить печеньем, вареньем — тем, что было.

 

Они пытались играть между обстрелами

В школе-интернате № 5 всю войну находились дети. Детская психика очень сильно страдает от страха, она ещё не сформировалась и ранима. Детей очень жалко. По самому интернату не было попаданий, но рядом находится частный сектор, в который часто прилетали снаряды. Там стоят разрушенные дома без крыш. Интернат и деток Господь сохранил.

Детей не выпускали гулять, все прятались в убежищах. Воспитатели прилагали все усилия, чтобы сохранить детские жизни. Я тоже там часто бывал. Утешал их, говорил, что Бог не оставит, что нужно держаться. Но какие слова найдёшь для тех, кто каждый день под обстрелами? Дети читали молитвы, кто какие знал — кто «Отче наш», кто «Богородице, Дево…»

В основном там сироты и те, кого бросили родители. Между обстрелами они пытались играть, что-то затевали, чтобы отвлечься от всего этого.

 

«Благословите дойти домой!»

У нас на приходе есть детская воскресная школа. Во время войны она практически не прекращала свою работу. В самом начале боевых действий я объявил преподавателям о том, что воскресная школа распускается, потому что рисковать жизнью детей мы не можем. До храма надо дойти, а это стало опасно.

Были три девочки, которые просто слёзно умоляли: «Пожалуйста, не закрывайте, мы будем аккуратно ходить. Это наше утешение». И они приходили, несмотря на запрет. Преподавательница с ними беседовала, в простой форме объясняла Закон Божий, поила чаем. Я к ним приходил в гости.

Они сидели с перепуганными глазёнками, слушали каждое слово. Потом каждый раз говорили: «Батюшка, благословите дойти домой!» Я их благословлял, и они благополучно добирались до дома. Всю войну эти девочки проходили в храм. Уезжать им было некуда.

Сейчас к нам в воскресную школу ходит 11-12 детей. Я надеюсь, что с Божией помощью всё наладится, и вернётся наша воскресная школа в прежнем составе. Многие дети всё ещё скитаются по другим городам. Мы созваниваемся, они постоянно спрашивают о своей воскресной школе. И дети, и взрослые очень скучают по своему посёлку и хотят вернуться. А как же иначе? Ведь это родина.

Записала Мария Цырлина