Архимандрит Тихон (Кондрашов) — не только известный в Горловке священник, настоятель храма Нерукотворного Образа Христа Спасителя, но и композитор, с произведениями которого исполнители занимают призовые места на международных конкурсах. «Музыка — это удивительный язык, которым можно передать особенные смыслы. Более того: это универсальный язык», — убеждён он. О том, как на этом языке разговаривать и как его расслышать — в интервью с горловским композитором.
В твореньях многих искушённый, Мой друг, побудь сейчас в тиши. И в музыку преображённый Послушай глас моей души.
Архимандрит Тихон (Кондрашов)
Творить, а не разрушать
— Отец Тихон, расскажите, пожалуйста, о том, какое место искусство занимает в вашей жизни — жизни священника, музыканта, поэта.
— Я считаю, что, если человек — это подобие Божие, а Бог есть Творец, то человек тоже должен быть творцом. Все свои силы, энергию и действия ему нужно направить на то, чтобы творить, а не разрушать. Одно из проявлений творчества — искусство.
Если говорить обо мне, то в нашей семье не было людей, которые профессионально занимались бы искусством. Но все мы увлекались музыкой, театром, литературой, и меня всё это тоже увлекало с раннего детства.
Я окончил музыкальную школу по классу баяна ещё будучи школьником. В старших классах занимался в труппе Горловского народного театра «Юность» (1989-90 год). Мечтал о сцене. Кино меня никогда не привлекало, а вот в театр я был влюблён, и поэтому по окончании школы мне очень хотелось поступить в театральное учебное заведение. Первая попытка окончилась неудачей: я тогда многого не знал, что-то подводило — например, мой донбасский говор.
Будучи уже студентом математического факультета Донецкого национального университета, я всё время готовился к поступлению в театральный вуз. Была не одна попытка: я ездил поступать в Москву на первом и втором курсах. На втором почти достиг цели и прошёл отборочные туры в ГИТИС (нынешний Российский университет театрального искусства), на курс Марка Захарова. Оставались только вступительные экзамены, но до подачи документов я не дошёл: на тот момент Господь меня привёл в храм. Я понял, что хочу идти по другой колее. Но любовь к занятиям различными видами искусства — поэзией, музыкой — осталась, созревала и со временем дала свои плоды. Я начал самостоятельно изучать фортепианную клавиатуру, играть, развивать композиторские способности. И у меня рождались мелодии.
В раю люди не разговаривают
В музыкальном искусстве именно мелодия всегда была для меня на первом месте. Я люблю ту музыку, где она становится основным двигателем произведения. Сейчас в изобилии такие «творения», в которых мелодии нет. Многие современные музыканты даже посмеиваются над теми, кто ставит её во главу угла. Появилось много музыки разрушающей, ломаной. Нужно чем-то выделиться, вот и придумывают что-то для этого. Но, мне кажется, никогда не нужно выдумывать велосипед. Надо отшлифовывать и обогащать то, что придумали те, кто жил и творил до нас. А свои произведения создавать так, чтобы в них было что черпать тем, кто придёт после нас.
— В эпоху постмодерна очень популярной стала мысль о том, что всё уже сказано, ничего нового придумать нельзя, и нам осталась только цитатность. Вы согласны с этим?
— Смотря что цитировать. Многое ведь осталось недосказанным. Например, с открытием гармонии, тональной музыки из области пристального внимания выпало то, что создавалось веками: напевы октоиха, народные гласы, лады народной музыки. Они не были полностью забыты, и всё же… В последнее время у теоретиков снова возникает интерес к ним.
Я думаю, что музыка — это удивительный язык, которым можно передать особенные смыслы. Более того: это универсальный язык. Однажды я понял, что в раю люди не разговаривают. Они поют. Не случайно ангелы, первые небожители, изображаются с трубами и лирами, поющими Херувимскую песнь. По преданию, и молитву «Святый Боже» открыли нам они.
Музыка как конструктивная критика
Я считаю, что музыка — очень сильный инструмент воздействия. И, как любой инструмент, может как спасать, так и ранить. Нужно быть с ней очень аккуратным. Всё зависит от субъективности автора или исполнителя. Я заметил: в исполнении разных музыкантов мои произведения тоже воспринимаются по-разному. От исполнителя зависит многое.
Насчёт цитирования — не знаю. Главное — это собственно творчество: можно говорить о многом разными словами. Мне кажется, в этом вопросе нужно избегать каких бы то ни было клише. Музыка должна поднимать, возносить душу человека. В искусстве послеромантического периода — тот же модерн, постмодерн и всё, что творилось в ХХ веке, — многое опиралось на пессимизм, негатив. Немало было сделано для того, чтобы обескрылить душу, показать, что люди в грязи живут и им не подняться. А мне кажется, что музыка, как и другие виды искусства, должна говорить: посмотри! Это плохо? Значит, ты должен встать и отойти. Она — как конструктивная критика, которая не льстит и не растаптывает, но помогает увидеть правду о себе и измениться. Язык и средства музыки должны этому помогать.
Может ли священник написать симфонию?
— Вы видите себя как автора музыки для Церкви и богослужений — или светской?
— Я не отказываюсь от духовной музыки, но мне очень интересна и классическая инструментальная музыка. Я сам, давая оценку своему музыкальному чувству, и люди, которые слушают мои произведения, сходимся во мнении, что я мыслю симфонически, оркестрово. Поэтому даже в фортепианных пьесах у меня условно присутствует оркестр. Инструментальная музыка меня очень привлекает, я хочу в этом совершенствоваться.
Моё светское творчество — это не творчество развлечения, а, скорее, особая духовная философия, побуждающая слушателя задуматься о вечном и главном.
Знаменитые духовные композиторы — Чесноков, Архангельский, Бортнянский — не были известны своими небогослужебными произведениями. Но опыт их создания у них был.
Ещё бытует мнение: если человек пишет иконы, он не должен заниматься живописью, потому что практика светскости влияет на духовную чистоту произведения. Мне кажется, это какие-то искусственные клише и рамки. Если человек изначально — творец, если в нём есть эта творческая сила, он не может ничего испортить. Если в своём творчестве, любом — выращивании клубники, воспитании детей, вождении автомобиля — он будет являть себя как образ Божий, то всегда будет делать это хорошо. Одно другим будет обогащаться.
Без ресторанности
— Если православный человек через своё творчество служит высшим идеалам, Богу, то почему в современном православном искусстве так мало действительно хороших произведений? Ведь это всё противоречит самой его идее. Истёртые образы, низкий уровень языкового мастерства, мелодическая блёклость — откуда всё это?
— Есть такое понятие, как «ресторанность искусства»: человек заказывает, оплачивает — и ему приносят то, что он хочет. Это большая беда нашего времени, и симптомы этой болезни обнаруживаются во всём. Вспоминаю, как владыка Митрофан однажды спросил: «Вы обращаете внимание, какие книги стоят на полках наших храмов?» Зачастую — жития святых. Люди «клюют» на чудеса.
Даже в Церкви встречается фарисейский подход к жизни и жажда хлеба и зрелищ. Не все хотят высокого искусства. Кому-то нужны «дворовые три аккорда». Шансон в самом худшем смысле слова удовлетворяет колоссальное число людей. То же и в поэзии, в живописи. Есть и другая крайность: когда художник рисует чёрный квадрат, а критики дискутируют и находят в такой картине бездну смыслов.
С дирижёром Донецкого оперного театра Виктором Олейником
Есть элитарное искусство и массовое. Массовым очень легко держать толпу, вести её. Попрыгать, завести, в барабан побить — чтобы потом строй было удобно направить в нужном направлении. К этим средствам всегда прибегали люди, которые хотели управлять чужими умами.
Я ничьими умами управлять не хочу. Мне хочется, чтобы человек, когда слышит музыку — не важно, чью, — развивал свои мозг и душу. Чтобы не говорил: «это модно, и потому правильно». Человек — это личность. А личность — это индивидуальность. Ведь то, что мы все разные — это большая ценность для Бога, а значит — и для всех нас. И каждый должен уметь пользоваться своими особенностями. Нельзя позволять кому бы то ни было управлять твоей жизнью, твоими талантами. Во всём есть своя иерархия, подчинение: в Церкви, государстве, семье. Но внутренняя свобода — это то, на что даже Бог не посягает.
Эта индивидуальность очень ценна в искусстве. Я вижу в этом возможность выразить своё видение мира, свои чувства.
Высказаться, чтобы не было больно
— Из того, как вы говорите о музыке, понятно, что из всех видов искусства она вам наиболее близка, хотя у вас есть и опыт создания поэтических произведений. Получается, для вас музыка больше, чем поэзия?
— Мне близка мысль классика о том, что музыка — это поэзия в звуках, а поэзия — музыка в словах. У меня есть стихотворные произведения, но я вижу в них некоторую нехватку образования и творческого опыта. Однако ничто не мешает их со временем восполнить.
Мне интересна поэтическая миниатюра. Большое выразить в малом — как в японской поэзии. Но всё же язык музыки для меня — универсальный, на нём можно смело высказать свою мысль, причём так, что каждый услышит своё и о своём подумает.
Страхи нас сковывают, парализуют. Мы часто чего-то боимся. У художника (в широком смысле этого слова) есть предубеждения: зачем то, что я делаю? Кому это надо? А что, если не поймут, толпа затопчет, посмеётся? Эти страхи побуждают высказаться так, чтобы не было больно. И музыкальными средствами это легче делать: реализовать себя, выразить сокровенное.
Главное действующее лицо Евангелия
— И нынешний кризис, о котором мы говорили, может быть решён таким образом: через стремление делать своё дело максимально хорошо, опираясь на особенности своих дарований, собственные вкус и совесть?
— Всё должно быть индивидуально. Противостоять этому кризису можно по-разному. Я, например, хочу воскресить проект, который начал ещё до войны. Он назывался «Лик человеческий». Мы делали его с музыкантами. Идея параллельно родилась у меня и преподавателя музыкальной школы № 1 Маргариты Лаврик.
Это был духовно-музыкальный проект: беседы с залом на важные духовные темы, которые перемежались выступлениями музыкантов. Я рассказывал о Церкви и православном учении. У нас ведь люди очень мало знают о нашей вере. Максимум — это жития святых. Евангелие, учение святых отцов известны мало. Священное Писание воспринимают как художественное произведение и видят в нём только Христа и апостолов. А ведь главное действующее лицо в Евангельском повествовании — это каждый из нас. В нём нужно узнать себя и меняться к лучшему.
«Лик человеческий» — это были не только беседы. Там можно было послушать и музыкальные произведения, духовные и классические. Например, архидиакон Дамаскин (Леонтьев) с хором исполняли концерты Павла Чеснокова. Звучала инструментальная и вокальная музыка. Выступали такие солисты, как Элона Коржевич и Алина Яровая. Приезжали музыканты и исполнители из Донецка и других городов области. Было очень интересно, людям это нравилось.
Бывали и казусы, конечно. Например, я рассказывал о молитве «Отче наш», о том, что не случайно мы молимся именно такими словами. Что не просто так в молитве мы обращаемся к Богу не «Отче мой», а именно «наш». Все люди, находящиеся в зале и за его стенами, — Его дети, а значит — братья. И во время разговора о высоком задают вопрос чрезвычайно меркантильный. Но, тем не менее, большинство интересовали духовные аспекты и музыка. Именно поэтому мне очень хочется возобновить эти встречи.
Человек должен быть прекрасен во всём
Многие удивляются: как это священники слушают нецерковную музыку, учатся композиции. Но, например, святители Василий Великий и Григорий Нисский имели светское образование. Христианство не идёт путём разрушения. Оно не уничтожило языческую культуру, оно её преобразовало. Те же колядки: изначально это языческие песни, но в свете христианства они иначе звучат и воспевают не языческих богов, а Солнце Правды, Христа Бога нашего.
Наша жизнь должна быть преобразована в духовном ключе. Задача христианина — как пчела, взять нектар со всех цветов и преобразовать его в духовный мёд.
— Говорят, что талантливый человек талантлив во всём. Но часто бывает так: тому, кто имеет один талант, легче реализовать его, чем тому, у кого способности ко многому. Первому не приходится разбрасываться, он идёт в одном направлении — и в большей степени преуспевает. На ваш взгляд, нужно ли стараться развить все таланты — или надо выбрать приоритетные сферы и работать в них?
— Я склонен считать, что человек должен быть прекрасен во всём. Мне кажется, нельзя быть хорошим в одном и плохом — в другом. Например, щедрый не может быть гневливым. Если же так, то он лживо щедрый.
Доводить ли себя до универсализма — это уже другой вопрос. Есть такое понятие, как экфрасис: взаимообогащение одного вида искусства другим. Например, у меня в 2008 году вышел гитарный сборник «Terra Incognita». В нём каждое музыкальное произведение предварял стихотворный эпиграф (в большинстве случаев это были мои стихи). А к «Шотландской сюите» музыкантом и художницей Еленой Самойловой были созданы специальные чёрно-белые рисунки. То есть всё было призвано к тому, чтобы средствами разных видов искусства усилить художественное впечатление.
Детей надо грузить!
Я не думаю, что человек должен заниматься чем-то одним. До революции людей учили и танцевать, и нескольким языкам, и разным наукам. Сейчас жалуются, что детей стали сильно загружать. Я, как педагог по первому образованию, из своего опыта знаю: чем больше бывал загружен, тем лучше были результаты в школе. В 8-м классе я окончил музыкальную школу и в общеобразовательной завершил год с отличными результатами. В 11-м был театр, и тоже учился хорошо. А между ними был год, когда я только учился в школе, ничем дополнительно не занимался — и результаты были ниже.
Сейчас столько технологий, информации, а дети знают всё меньше. Их надо грузить! И учить трудиться. Но ребёнок обязательно должен понимать, зачем ему то, что он учит. Самый неинтересный предмет сейчас — это математика. А ведь она — царица наук, и может быть чрезвычайно интересной! Более того: она необходима детям, потому что развивает мозг так же, как физкультура — тело.
Вообще, проблемы образования — это тема, на которую я могу долго говорить. Посмотрите: в их основе лежат сугубо духовные понятия. «Просвещение» — это о Свете Христовом, «образование» — восстановление образа Божьего. А светскость образовательной системы исказила сам смысл этих понятий, и люди, оперируя этими словами, ведут себя и детей к совершенно другим началам и идеям.
Зачем учиться взрослым?
— Вы много учитесь. Матфак университета, Киевская духовная семинария, потом — академия. Защитили кандидатскую работу по догматическому богословию. Теперь вы — студент Донецкой музыкальной академии имени С.С. Прокофьева. Откуда такая жажда к познанию?
— У меня нет стремления получить как можно больше дипломов. Моя главная цель — это знания, которые помогут мне строить жизнь красивой и гармоничной. Очень радостно, когда то, что я делаю, получает отклик у музыкантов и слушателей. С моими гитарными произведениями многие исполнители занимали призовые места на конкурсах. А один молодой человек, Александр Харитонов (к большому прискорбию, он погиб во время войны) на «Крымской весне» в Ялте даже получил гран-при. Произведения, написанные нынешней зимой, играла на фестивале «Прокофьевская весна» Лилия Вильчик — преподаватель из музыкальной школы № 1.
Сейчас я учусь композиторскому искусству. Мой руководитель говорит, что за год учёбы уровень того, что я пишу, вырос. Конечно, спуску он мне не даёт, и учёба превращается из хобби в серьёзный и кропотливый труд. Но главное заключается в том, что профессиональный рост есть. Всё это чрезвычайно вдохновляет и радует.
Записала Екатерина Щербакова
Цитата дня
«
Если не можешь пребыть безгневным, укори себя, когда погневаешься.
